Поэма «В начале была пустыня»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

I.

Он шел по раскаленной пустыне.

Солнце в зените жгло его хрупкое тело.

Кожа лица становилась багровой,

как старая запекшаяся кровь…

Его сердце было переполнено жаждой

более,

чем могла взалкать утроба.

И жажду эту ничто не могло утолить

на Земле, как и на Небе.

Ибо Земля отдаст всё,

что способен принять ты,

но кто сам имеет больше,

тот не ведает, как принять.

Ибо Небо не даст тебе,

пока Я ЕСМЬ НЕБО ЖИВОРОДЯЩЕЕ

не зазвучит в тебе

без всякого колебания.

 

Он шёл по раскаленной пустыне.

При каждом шаге

полы  одежды его

зачерпывали пески,

разрушая гребень

песчаных холмов,

затрудняя путь.

Босые ноги тонули в барханах,

песчинки забивались в раны,

налипали на сочившуюся лимфу,

ибо тонким было тело его,

а кожа нежнее младенца была,

легко рвалась она

и впускала в тело его всё,

что силилось разрушить его.

 

Ещё совсем недавно на нем были сандалии,

крепко привязанные к стопе и голени,

но безжалостный жгущий песок

перетер кожаные шнурки,

и сандалии утонули

в разрушенном узоре

белого пустынного моря.

 

Зной беспощадного солнца,

не желал испепелить его

острым взором своим,

но вёл себя так.

Билось сердце его,

как  у зверя затравленного,

загнанного

беспощадными,

ибо преодолевал муки,

не те, что Творцам отведены

Отцом Единородным,

ибо не для страдания создавал.

И был он истощен,

и усталость терзала его страхом,

ибо не знал, что дойдёт,

и никто не знает,

ибо нет несовершённого

ни для Земли, ни для Неба,

ибо выбор оставлен каждому,

ибо каждый миг

есть творчество каждого,

ибо способен изменить

всякое предначертанное

всякий, кто жив.

 

И сердце его

словно в клетке билось,

ибо было тесно ему,

ибо Сердце его

было больше, чем тело его.

Ибо не было сосуда на Земле,

чтоб вместить Сердце его,

ибо Сердце его Небесное

было яко Солнце светящее

и больше него;

ибо Сердце его

пробуждалось в сердце земном

и разрывало его,

и норовило оно

разорвать и тело его,

и лучи его рвали тело его,

и сгорал он изнутри,

как и снаружи,

ибо то

была пустыня ДУХА его,

но не только тела его,

и не только души его,

и не только Разума его.

 

II.

Так шёл он по пустыне,

и был одинок.

Ибо учеников своих

оставил он,

ибо не хотел,

чтоб страдали,

ибо знал, куда идет.

И Отец Вездесущий

молчал в сердце его,

предоставляя совершить ему

путь преодоления,

ибо верил в него,

как в СЕБЯ;

ибо спасет не одного,

но многих

возлюбленных детей ЕГО,

падших

ниже дна,

что есть начало восхождения

к освобождению.

 

«Великий подвиг совершивши,

прими в сердце своё всякого,

кого встретишь на пути,

видя в каждом последнем

Меня,

ибо Я есмь первый и последний,

ибо Я есмь ТО, что Я есмь.

Ибо Я есмь Альфа и Омега.

Ибо преображение Бога

есть преображение низшей из частиц,

ибо каждая частица

есмь Я».

 

Никто не говорил с ним,

как и он молчал,

но в Молчании его

было сказано всё,

ибо был жив.

 

Но стихало молчание в нём,

как и Жизнь умолкала в нём,

ибо шумел ветер песком,

ибо горел в агонии он,

ибо было истерзано тело его…

 

Длинные пряди волос его,

набрасывал ветер

на ясные очи его,

играя с ним,

но заволокла очи его

белая пелена,

ибо очи человеческие

не могли смотреть

на слепящее солнце.

Прядь укрывала его

от песка и пыли,

закрывала от взора

бескрайнее море

преодоления его.

Море,

в котором тонут

надежда и вера,

любовь и верность,

которое порождает агонию

не одного тела,

но и духа,

не одного ума,

но разума…

 

Не убирал

прилипших к лицу прядей он,

ибо видел без глаз.

 

III.

Он шел по раскаленной пустыне.

Солнце клонилось к закату,

но лучи его

безжалостно жгли

путника своего,

и шёл он свой путь.

И руки его безвольно висели,

словно плети,

ибо не взял посоха,

не взял ни еды, ни питья.

 

«Зачем ты ушел так, Кристоф?

Почему не взял ты еды и посоха?

Разве ты создал слабость и жажду,

чтоб желать усмирить их

в теле своём?

Разве ты создал тело своё,

чтоб судить о совершенстве его?

Куда идёшь ты?

Что ищешь ты в этой пустыне,

кроме как смерти?

Неужели считаешь,

что лучше других ты,

живущих у моря,

ловящих рыб,

пьющих сок неба

и соки земли?

Неужели считаешь,

что лучше других ты,

живущих радостно

свой простой день,

не ищущих,

но имеющих,

не жаждущих,

но вкусивших?

ОН ли послал тебя,

или ты на себя берёшь,

возомнив о себе?

ЕГО ли воля была,

или ты зовёшь,

кого не знаешь?..»

 

Так он спрашивал себя,

но уста его молчали.

И не было сил

найти ответы в себе,

ибо ответит Тишина…

 

Он вспомнил,

как стоял на холме

с учениками его,

как взирал он на море

и говорил, что уйдет.

И как говорил он

не с Землёй,

но с Небом.

И молчали спутники его.

И внимали словам его,

но он не произносил,

ибо звучали они

в сердце каждого.

И когда на море смотрел,

и на закат смотрел –

говорил с учениками,

но когда прикрывал очи свои,

говорил с НИМ,

ибо не в небе над землёй

слышал ЕГО,

но в себе.

 

«Отче Небесный,

сотворивший Творца

во всяком живом!

Прости и прими меня,

ибо слаб я –

легче вылупить

птенца из камня,

чем пролить свет

в спящее сердце.

 

ТЫ Живыми делаешь мертвых

на Небе СВОЁМ,

но Земля делает Живых мёртвыми,

ибо на то воля их.

И да благословен будет каждый,

кто остался Живым

среди мертвецов.

И да благословен будет каждый,

кто увидел ТЕБЯ,

и услышал ТЕБЯ,

и узнал ТЕБЯ

в Сыне ТВОЁМ,

ибо в сердце носит ТЕБЯ.

И кто пошёл

за Сыном ТВОИМ.

Не за мной пошёл,

но за Тем,

кто больше меня,

ибо есть Он – ТЫ

в сердце моём,

ибо я есмь

руки Его,

и ноги Его,

и тело Его

и шея Его.

Но Он есмь ТО, что ТЫ есмь.

 

Господи,

отведи гордыню от меня,

ибо вижу, как слепы.

И магнит сердца моего

не притянет их,

ибо оттолкнутся,

ибо я есмь зеркало для них,

и увидят не что есть,

но отразятся.

Ибо сердце спит,

и не почувствуют,

как возлюбил их.

И верят они

очам своим,

но лгут очи их,

ибо хотят.

 

Если не Воля ТВОЯ

прислала меня

стать лестницей

к Духу ТВОЕМУ,

если гордыня возымела меня,

и я есмь не ТО, что ТЫ есмь,

да сожжет сердце моё

беспощадное солнце,

да впитает разум мой

жаждущий песок.

Да разнесёт тело моё

ветер ТВОЙ,

да выпьет глаза мои

небо ТВОЁ».

 

Чистое небо темнело

над головой его

и прощалось с солнцем уходящим,

ибо близилась ночь.

Ученики его

стояли поникши,

ибо не хотели отпустить,

но знали:

 

— Не уж-то ты собираешься куда,

учитель?

— Я иду в пустыню. –

Сказал он,

словно уже шёл по песку,

и солнце палило его.

— Когда? – изумились ученики.

— Сейчас.

— Но учитель, мы не взяли ничего! –

Кричало сердце их единое,

ибо любило его.

— Я иду один.

Что нужно,

будет послано мне.

Как вернусь, позову вас.

— Боже,

мы не оставим тебя,

ибо погибнешь!

Позволь нам принести тебе!

 

Кристоф улыбнулся им

и взошло солнце

в сердце их,

ибо любил.

— Где вера ваша?

Как не верите мне,

то зачем стоите со мной

и тратите время своё?

— Когда же нам ждать тебя?

— Разве я оставил вас?

Разве я не там, где ждут меня?

Разве я не был с вами,

когда не знали меня?

Разве вы были мертвы,

но не живы,

или уснули теперь?

Разве есть для живого разлука

кроме как смерть духа его?

 

Я иду испытать,

жив ли я,

и сколько в милосердии моём

я отдать смогу.

Ибо песчинка есть душа,

и каждой проснуться должно,

ибо я здесь.

И сколько я пройду,

столько оживут,

ибо ОН подал им

от руки моей.

Ибо песок и ветер,

волны пустынные

и гадов пустынных,

должен омыть я

телом своим,

и кровью своей,

и слезами своими,

ибо подняться должна

от Земли до Неба Живородящего

всякая песчинка

и всякий гад ползучий,

ибо ТО есть ОН.

Ибо ждёт ОН

сыновей ЕГО

и дочерей ЕГО,

ибо не рабы они,

и не песок,

но живые.

Ибо взойдут они,

и ОН взойдет

и будет БОЛЬШЕ, чем ЕСТЬ,

ибо меньшее

стало большим в НЁМ.

 

Молчали ученики его,

ибо благоговели.

Не слушали слов они,

не ловили смысл их,

ибо ум не возымел их,

но слушали сердцем своим

и слезы текли

по щекам их,

ибо не понимали, что говорит,

но ощущали,

как любит,

ибо были живы.

 

И он молчал,

и смотрел на них,

и вкруг каждого из них

и сердца их

создавал он полог

любви своей

из сердца своего,

ибо не знал,

когда вернется,

ибо не знал,

кем будет тогда,

как ступит в пустыню

ДУХА своего,

ибо не всякий её пройдёт,

ибо он – всякий.

И потом продолжил:

 

Сорок дней и сорок ночей,

не ждите меня

в теле моём,

ибо не будет тела моего

рядом с вами,

ибо должен телом своим

победить,

как и духом своим,

и душой своей,

и Разумом своим.

 

Если приду,

не откуда вышел,

но откуда не заходил,

то придите и поклонитесь мне,

ибо преодолел,

ибо и вы преодолеете,

если же вернусь, как зашёл,

отвернитесь от меня,

ибо не достоин я,

ибо не свободу принесу,

но новые цепи.

 

— Что ты говоришь,

возлюбленный наш?! –

испуганно  закричали ученики его. –

Кого победить идёшь?

 

— Искушение.

Ответил он

и дальше молчал.

И они молчали,

ибо знали.

 

IV.

Так вспоминал Кристоф

вчерашний закат

и слова свои.

И слёзы щекотали горло его,

ибо шёл он только полночи

и полдня,

но силы его были на исходе.

 

«Господи,

ещё только встал я на путь,

что требует сердце моё,

отвергая мир,

как он есть,

ибо алчу обрести мир

в себе,

ибо горько мне

смотреть на безумие моё,

ибо думаю:

или я один, безумец, среди них?

Ты говоришь мне, Отец,

Я есмь ТО, что Я есмь,

и я вужу ТЕБЯ во всем,

как вижу в себе,

я слышу ТЕБЯ во всем,

как слышу в себе,

я ТЕБЯ ощущаю,

Милосердный.

Но невыносимо видеть и мне,

что дети ТВОИ

друг друга едят,

не ведая, что творят,

что дети твои не видят ТЕБЯ,

и потому несчастны.

А ТЕБЕ каково

детей СВОИХ видеть

рабами его?

И если я не могу

открыть глаз их,

то почто мои глаза зрячи?

Если я не могу

открыть уши их,

то почто я слышу ясно

Голос Твой в себе?

Если я не могу

пробудить в них,

то почто мне ощущать

и бодрствовать?

И если я есмь слабость моя,

но не ТО, что ТЫ есмь,

ослепи глаза мои,

закрой уши мои,

разрушь сердце моё,

ибо гордыня вьет гнездо во мне,

ибо язвенные птенцы её

начинают алкать,

ибо гнев просыпается во мне,

ибо ставлю себя над ними…»

 

Губы его,

потрескавшиеся,

слипшиеся,

не дрогнули –

ибо сердце его

имело свой голос.

Глаза его не омыли слёзы,

Ибо катились они

по душе и мозгу его,

ибо Разум его

не умел принять,

что можно скатиться

ниже дна,

откуда восходит

Лестница Духа

на Живородящее Небо Его

и не мог понять он,

что есть ниже дна

восхождения его,

ибо хотел пойти

и построить им

лестницу

в сердце своё.

Ибо с неё пройдут не на дно,

но ко ДУХУ своему,

и увидят,

и услышат,

и почувствуют,

и ощутят,

и соТворят,

ибо живы будут.

 

V.

Постепенно

солнце склонилось к горизонту,

бросив на прощанье

горсть алого пламени,

в пронизывающий холод

наступающей ночи,

ибо желало укрыть

тело, душу и дух,

мозг и Разум

бредущего,

и боялось оставить

без себя,

ибо могло не узнать

в перемене его,

ибо надеялось на новую встречу.

 

Задумчивый,

он убрал пряди

с лица своего.

Они прилипли

к воспаленным ранам его,

ибо ни чем он не укрывался

от зноя.

Пряди были тверды

от сочившейся лимфы,

и крови его, и песка.

 

Лучи изрезали его,

и больше изнутри,

чем снаружи,

ибо ярче разгоралось

Сердце его,

чем солнце,

с небес смотрящее.

И острее они были,

чем звёздный луч,

ибо мозг его

омывался слезами.

 

И не был он прежним,

ибо стал ничем,

кроме тела разрушенного

и лучей в нём.

 

С кровью и лимфой

вытекало время его,

ибо не создавал,

но рушил в себе,

ибо отрекался

от гордыни своей.

 

Вытекала воля его,

ибо отрёкся от ума своего,

ибо знал, что лжёт ум,

ибо ум людской

не есть творчество,

ибо и животное

имеет его;

так не сотворяет ум,

но возбуждает,

ибо конечен он,

и лишён свободы,

ибо не Разум он есть,

но плод

мозга спящего.

А его пробудить должно

всякому живому.

 

Мозг есть лампада,

не разбей её,

ибо нужен свет в ночи.

Когда всё темно –

она осветит,

только зажги её.

Чтоб хорошо горела она,

лучшим маслом наполни её,

чтоб ярко горела она,

сделай толстым фитиль,

чтоб чисто горела она

оботри её,

чтоб не застила свет

в пути твоём

к целям твоим

грязь твоя.

 

Мозг – он приёмник тот,

что служит тебе.

Тебе – не значит

телу твоему, и уму твоему,

и не значит

гордыне твоей и воле твоей,

ибо жаждет тело

услады себе;

ибо жаждет ум,

воспевания имени твоего,

прославления твоего;

ибо гордыня может прикрыться

от глаз людских

и сердца твоего

под покровом стыда твоего,

но изъедать червем тебя

из нутра твоего;

ибо воля твоя

может насилием быть

над живым в тебе.

 

Когда служит твой мозг

свободе твоей

то Вечности служит в тебе,

ибо имеешь больше,

чем необходимо,

ибо он джин твой,

что исполнит всё,

но не что желаешь –

а что созидает в тебе.

Сбереги его

в первозданности его,

чтобы темя твоё,

яко темя младенца,

пульсом своим

сливалось

с СОТВОРИВШИМ тебя,

ибо ты есмь ТО, что ОН есмь.

 

Так рушилось в нем,

что было личным его,

ибо желал он

ЕДИНЫМ заполниться,

и ДУХОМ и ВРЕМЕНЕМ ЕГО,

не желал возвеличиться,

но желал дать путь,

ибо если он смог,

каждый сможет,

ибо на Земле

да воцарится Небо Живородящее,

ибо Оно не в пространстве,

но в сердце живом,

ибо нет свободы большей,

чем быть

Я ЕСМЬ ТО, ЧТО Я ЕСМЬ

 

VI.

Неутомимое солнце

клонилось к горизонту.

Начинался мягкий закат.

Тело его безжизненно осело

и скатилось к подножию бархана.

Он позволял песку,

словно волнам,

накатить на его безвольные,

усталые,

израненные члены.

Скорпионы и змеи

ползали по телу его,

и он не препятствовал.

Ибо гады ползучие

были для него только Творением,

каким сам он был.

 

Глаза его сомкнулись раньше,

чем на прозрачном небе

зажглись звёзды.

Тонкий новорожденный Месяц

был невероятно низок

и напоминал чашу.

Ночь была прекрасна

и очень холодна.

Сочащаяся кровь его

привлекала зверей,

но что-то не допускало их.

Он был ещё жив.

Он был сыном Земли,

как и Неба,

и потому видел сны.

 

VII.

И снилось ему,

что снизошёл к нему Ангел.

И был он прекрасен,

как не бывает никто.

И поклонился Ангел ему

и сказал,

снимая с неба чашу

Месяца молодого:

 

«Сей Месяц, как тело твоё, –

что сосуд.

Приди ко мне

и служи мне,

и подам тебе,

и заполнись мной…»

 

Кристоф вздрогнул во сне

всем телом

ибо Отец его

так не говорил ему.

И ангел будто услышал

содрогание его,

и продолжил,

меняясь в голосе своём,

становясь ещё слаще:

 

«Месяц сей, как дух твой,

светит отраженным светом,

даря его Земле,

когда её оставляет Солнце.

Так и дух твой,

отражает свет Отца твоего

и освещает мрак

сердец человечьих.

Но сердца их

тверже камня в пустыне.

Мозг их

снедает алчность их

и страсти их.

Не чаша их тело,

ибо решето.

Не удержит оно Свет

Отца твоего,

не удержит оно Лучей

звёзд твоих,

ибо Свет ЕГО и Лучи ЕГО

лишь разрушат их,

ибо чаша их мала,

и от того, что положишь в неё

больше, чем может вынести она,

станут дыры их больше.

Не только Свет не вместят,

Но утратят и силы свои,

что имели.

 

На Земле есть Солнце,

что больше небесного,

дай руку свою,

и отведу тебя.

Отразишь его,

и увидят тебя,

и услышат речи твои,

и возликуют,

и прольёшь мир

в сердца их,

но не страдания.

Ибо не ослепишь,

но согреешь»

 

И был Ангел тот

в красоте своей

и величие своём

сравним со Творцом Небесным,

ибо и на небе творил,

но нарушил,

ибо предал то,

чему служил.

 

И лил ангел тот

милость свою,

но не ЕГО Милость,

ибо ОН есмь ТО, что ОН есмь,

но ангел сей

не есмь ТО,

ибо считал он себя

БОЛЬШИМ над всем,

ибо любим был,

но слеп,

ибо не возлюбил сам,

но взалкал

воли своей.

 

Молча взирал Кристоф

на снизошедшего,

и не мог принять

милость его,

ибо ясно видело сердце его,

что не дарует,

но продает.

Но члены его

не слушались его,

и язык его

к нёбу прилип,

и было всё то

во сне его.

И сказал тогда сердцем своим,

чтоб услышал:

 

«Я не знаю тебя,

отойди от меня,

ибо ты и есть,

зачем пришёл сюда.

Я не месяц,

что в руках твоих,

ибо станет он луной

и будет полным,

но я есмь вечно Чаша ЕГО

для ЛЮБВИ ЕГО

и МИЛОСТИ ЕГО,

ибо ОН есмь ТО,

что кладет в меня.

И разрушу я тело,

Чтоб вместило оно

Солнце, выше того,

что на небе горит.

 

И пришёл я сюда

искупить ревность

солнца небесного,

ибо обогрею лучше –

не своею рукой,

но ЕГО.

Ибо есть большее Небо

и большее Солнце,

чем те, что очи зрят,

и не на Земле есть то,

что наполнит Чашу мою,

не в твоих руках оно

(ибо ты есть искушение моё),

но всюду,

ибо ОН есмь ТО, что ОН есмь»

 

Разгневался пришедший к нему,

ибо большим был,

чем тот, кому предлагал,

но не возымел он воли над ним,

ибо не было воли в том.

Ибо ЛЮБОВЬ была,

больше, чем алчность того,

кто пришёл ему дать.

И ни с чем ушёл алчущий,

ибо имеет не взявший.

 

VIII.

Тяжелым был сон его,

жажда и боль мучили его,

и искушение приходило к нему,

и стучалось в дверь сердца его,

и было прекрасным и мощным оно,

так что могло возыметь его,

но не смогло прикоснуться к нему,

ибо был чист.

И стонал он во сне,

и дышал тяжело.

 

И казалось ему,

что стоит перед ним,

но не ангел светящийся,

а в одежде черной,

и в теле его

течет кровь горячая,

ибо человек он,

но не ангел,

и сливается с ночью он,

ибо покрывалом укрыт.

 

Не знал Кристоф,

кто перед ним,

ибо от мук своих

оглох и ослеп,

ибо сердце его и мозг его,

ибо тело его и разум его,

стонали одинаково,

и решимость оставляла его…

 

Тот, кто чёрным покрыт был,

прочертил круг,

укрыв тело Кристофа

огнем своим –

лил он из рукава

масло в песок,

но не уходило оно

сквозь пески,

а горело,

согревало тело его

и ограждало

от зверей алчущих

истерзать тело его,

ибо голодны.

И был холоден,

творящий защиту его,

как камень,

и не испытывал его,

и не любил,

ибо не было души в нём,

но только ум.

 

Был он тенью живой

с руками и ногами,

и одеждой своей.

Отер он тело Кристофа,

и пролил на раны его

живительные бальзамы свои,

и влил в уста его

нектар свой,

и вытер лик его

покрывалом своим.

 

Но Кристоф был как мертвый,

ибо улетел он

телом тонким своим —

ибо воззвали к нему ученики,

ибо знали, что страдает,

ибо хотели придти

и спасти его.

 

Когда проснулся он,

месяц на небе

горел ещё.

И понял,

что лежит в круге огня,

и огонь этот не похож на костер,

ибо горит бело-синим пламенем

и не дает искр,

и горит в песке.

Но греет он

и защитил огонь сей

от зверей диких

и от верной гибели его…

 

И лежал Кристоф

звездой пустынной,

ибо раскинул руки и ноги

и сияло тело его,

ибо было новым,

и светился в ночи,

ибо в сердце его

возгоралось Сердце,

что есть Сокровище

ярче солнца небесного.

И было легко ему,

и не чувствовал боли,

лишь голод и жажда

изнуряли его.

 

И услышал он голос,

и был ласков он,

и говорил с ним,

и увещивал его,

и принадлежал он ангелу

из сна его:

 

«Я могу утолить

жажду твою и голод твой,

но попроси»

 

И ответил Иешуа:

«Явись ко мне,

ибо жажду узнать тебя,

больше чем воды и пищи твоей.

Ибо во всем сущем, что есть,

и в мертвых камнях,

и в мёртвой пустыне своей

я вижу и слышу ЕГО,

чувствую и ощущаю ЕГО,

но что есть ты, если не ОН?

Ибо знаю я Творения ЕГО,

и Слуг ЕГО,

и прекрасны Они, как ты,

но ты краше всех,

но нет в тебе

ни ЛЮБВИ, ни ЛЁГКОСТИ ЕГО,

ибо любовь в тебе

есть личное твоё,

а лёгкость твоя —

есть желание воспарить над всем.

И выше ты всего людского,

но людское восходит и взрастает,

а твоё остаётся как было,

ибо не живое, но мёртвое».

Ибо ты заключен

неведомым мне

в темницу свою.

 

Ангел, гневом пылающий,

появился пред ним:

— Так благодаришь ты,

что укрыл тебя

от холода и зверей,

что залечил раны твои

и умаслил тело твоё?

О чем говоришь, не знаешь,

ибо как узнаешь,

будешь каяться!

 

— Разве я просил

помощи твоей?

Разве я не знал,

на что иду?

 

— Имеешь учеников ты,

но сам яко младенец,

что не знает,

куда родился,

что могут оставить

и не заботиться о нем,

когда кричит без надобности.

Но ты за уроком пришёл,

так учи его,

ибо пора унять крик свой,

ибо не дитя.

 

Вспомнишь меня,

когда новое солнце

опалит тело твоё,

когда ветер

растерзает душу твою,

когда пески

сотрут ноги твои,

когда скорпионы и змеи

ужалят тебя,

когда холод ночи

пронзит тебя,

когда дикие звери

обглодают кости твои…

 

Горьким взором

смотрел Кристоф

в ангела своего,

но не имел другого

и был он один

собеседником его.

И был он тем,

за чем пришёл.

И раскрывал он Сердце своё,

и знал, что не разумеет ещё,

но лил любовь свою,

ибо прекрасный лик ангела

изрезала судорога.

И не знал Кристоф,

что есть судорога ангела его,

но принял в себя

страдание его,

ибо это умел.

 

— Что ответишь ты мне,

когда смерть твоя

в белом саване

придет за тобой,

но не раб мой,

что невидимо в ночи

спасал тебя?

Что ответишь ЕМУ,

когда придешь к НЕМУ,

не исполнив,

что отведено тебе?

О ком заботишься ты,

если себя спасти не способен,

ибо младенец неразумный ты,

кричащий о родителях своих?

 

— Отвечу тебе,

Что смерть моя –

это ты,

ибо не умею вместить тебя,

ибо ты есть

камень преткновения моего,

ибо ты есть

больше, чем я,

но меньше, чем ОН во мне.

Ибо ты есть

урок мой,

ибо научиться у тебя должен –

не как можно,

но как нельзя.

Ибо капля яда

в бальзамах твоих,

непригодными делает

бальзамы всякие,

ибо сложно отличить…

 

И рассмеялся ангел.

И смех его был страшнее

гнева его

и грома небесного.

 

— Ты более мой сын,чем ЕГО,

ибо зеркало моё.

Зачем ступил ты сюда?

Разве не знал куда идёшь?

Разве не знал, кто встретит тебя?

Что несешь ты,

не разумея,

кто Я есмь?

 

— Шёл я изжечь гордыню свою,

ибо перекрывает она

Голос ЕГО,

ибо есть угол во мне,

и нет в нем ПРИСУТСТВИЯ ЕГО,

но желаю,

чтоб было.

Кто ты – знаю я.

Ты есмь то, что ты есмь.

И взял ты от всех,

ибо дали тебе,

и оградился от всех,

ибо брал,

ибо желал давать сам,

но чтоб просили,

ибо желал

иметь любовь ЕГО,

и был слеп,

ибо не видел,

что любит тебя,

ибо был ты

прекраснее всех,

но ревность

проникла в тебя.

 

И снова смеялся ангел его,

и возгорелся пламенем,

и нельзя было смотреть на него.

И когда утих, преобразился,

и милосердие разлилось из него,

и хотел приласкать,

но Кристоф

удивленно смотрел на него.

И ослеплялись глаза его,

когда смотрел на ангела того,

ибо счастье разливалось в нем,

ибо радость ликовала в нем,

ибо всё казалось просто и хорошо.

 

— Разве не видишь ты,

кто перед тобой?

Разве способен ты спутать

свет Луны и свет Солнца?

Разве слепец ты?

Отчего не берешь,

что могу дать тебе?

От чего не просишь?

Разве жизнь не покинет тебя,

если я покину?

Разве можешь ты дать

пищу и кров страждущим,

не утолив жажду свою?

Разве можешь ты дать,

не имея сам?

О ком думаешь ты,

отвергая помощь мою?

Кто будет виноват

в гибели твоей –

твой Отец небесный,

оставивший тебя,

или я – снизошедший к тебе,

не умеющий помочь,

если не просишь ты»

 

— Я буду…

прошептал Кристоф.

И голос его

был похож на хрип.

И дыхание его

прерывалось,

ибо благоговел он

перед явленным ему,

ибо ясно видел

совершенство его,

ибо знал

о величии его,

ибо не был он тем,

кем был ангел его.

Но сердце его

молчало,

и стихал Голос

Отца его,

ибо любуясь ангелом своим,

становился он тем,

что ангел есмь,

и Я ЕСМЬ ТО, ЧТО Я ЕСМЬ,

покидало его.

Кристоф хотел воспротивиться,

но слабость

поглотила его.

 

— По чьей воле ты пришел сюда?

Разве не гордыню

ты пришёл возжечь

в сердце своём,

чтоб отличить её

и Истину в тебе.

Так смотри, полыхает она

ярче Истины твоей,

ибо отказался ты

от руки дающей,

ибо считаешь себя выше,

чтоб просить

у Милосердия твоего»

 

Кристоф

расслабил члены тела своего,

и вытекло из органов его,

что было в них,

ибо клетка от клетки отделялась в нем,

ибо агония терзала его,

ибо не мог он отделить

тело от разума, ум от сердца.

 

И крик,

какого не слышала пустыня,

вырвался из души его,

из сердца его,

и разума его.

Кричал он,

как люди не кричат,

и звери не кричат,

и небо не кричит.

И открылись раны на теле его,

и текли слёзы

по щекам его,

и на миг один

умолк ветер

и стихли пески,

ибо испугались боли его,

но небо заволокло

черной стеной,

и вихри неслись от края пустыни,

подымая песок,

ибо начиналась буря,

какой не знали ещё

эти пески.

 

«Отец, — молил и взывал он

к Богу Животворящему в себе —

Не оставь меня, Господи,

ибо не страшусь

утратить тело своё,

но Разум свой утратить страшусь,

ибо Разум мой – есть та Рука,

что ведёт меня

Живого среди мертвых,

ибо он есть дверь моя

за которой ТЫ…»

 

Ангел взирал на него

и гнев его разгорался,

словно солнце снизошло на Землю,

и слепило её.

И буря шла от него,

И смерчи дыбили пустыню,

вздымая волны песков.

 

Кристоф заслонился рукой

от гнева его,

ибо видел без глаз

всё могущество его.

Ибо был он похож

на Отца Небесного,

но не было гнева в Отце его,

ибо был Отец его

МИЛОСЕРДИЕМ Животворящим,

ибо успокаивались бури

под МИЛОСТЬЮ ЕГО,

но не начинались.

 

— Разве тело твоё

не ТОТ сотворил,

кто и Разум твой,

и сердце твоё,

и ум твой,

и душу твою,

и дух твой

и Истину твою?

Кто ты, чтоб судить,

что ум твой

меньше чем Разум твой,

или дух твой, или душа твоя,

или Истина твоя,

и что ум твой

не нужен тебе?!

ОН дал волю тебе,

но не идёшь за ней,

и калечишь её.

Ибо не знаешь ты,

что есть воля твоя,

ибо ОН не научил тебя.

 

Я ничто не возьму у тебя,

ибо имею сам,

и дать могу,

но приди ко мне

и научу тебя.

Ибо жаждешь дать,

как я желал,

ибо любишь ты,

как и я любил,

приди и стань

тем, что я есмь

и раздай

от имени моего,

ибо нуждаются.

 

Кристоф смотрел на него

и молчал,

но сказал потом:

— Ты порождаешь страх,

но ОН есть бесстрашие моё,

ибо не убоюсь!

Ты дашь, но заберёшь,

как отойдут,

ибо даешь на время,

ибо конечно оно в тебе.

Но ЕГО ВРЕМЯ

есть ВЕЧНОСТЬ.

Кто ЕГО принял в себя,

тот навек имеет

все ДАРЫ ЕГО…

 

— На то воля твоя.

Но знай,

ОН убил тебя,

в бесстрашии твоём,

но не я,

взывая к страху твоему

во имя жизни твоей!

 

Сказал так ангел его

и растворился во тьме

бури наступающей.

И где стоял ангел тот,

закрутился смерч,

и буря налетела на него,

но не знал Кристоф,

чем была она,

ибо лежал,

и сознание покинуло его,

и душа улетела его

попрощаться с учениками его.

 

IX.

И пришел

белый пустынный лев,

и пришла с ним

львица его,

и взяли они за одежды

тело его

и понесли.

 

И положили они его

у детёнышей своих,

и пролилось молоко

на губы его,

и грели звери

тело его.

 

И утихла буря.

И кончилась ночь,

что поглотила день

до наступления его.

И пролежал он сутки

в львином логове,

и не знал о том,

ибо душа его

не возвращалась.

Ибо как рассвело,

и настал третий день

агонии духа его,

взяли его звери

и вынесли за одежды его

к бархану высокому,

и положили там.

И лежал он там,

и солнце грело его,

но не пекло,

и ветер охлаждал его,

но не бил,

и песок был мягок под ним,

словно птичий пух,

и змеи

заживляли раны его…

 

…

Вдалеке,

на другом конце пустыни,

от каравана богатого

отбился верблюд,

ибо буря была

по всей пустыне

и не уследили

погонщики его.

И было на нем

вино и фрукты сушеные,

и были белые ткани на нем,

и сандалии,

и масла душистые.

 

Хозяин верблюда того,

молился всё утро,

ибо боялся,

что погибнут они,

ибо не было до сего дня бури

страшнее, чем эта

в пустыне той.

И когда молился

воздал хвалу

Господу Животворящему,

и просил принять

верблюда что пропал,

и что унёс он на себе,

во имя МИЛОСТИ ЕГО.

И просил он,

чтоб верблюд был жив его

и спас того,

кто бы нуждался в нем.

 

И приняли молитву его,

и был тихим день,

и солнце не жгло,

и дошёл караван,

куда путь держал,

и был лёгким

путь его.

 

И шёл верблюд по пустыне,

и знал, куда,

и не Небо вело его,

но Земля,

ибо была живой,

и дышала,

и жаждала,

чтоб камни,

давящие её

стали живыми,

ибо больно ей было

от ума и воли их,

ибо лежали они в сердцах,

но не в недрах её,

ибо камни в недрах её

дышали и живы были,

как и она.

 

X.

Проснулся Иешуа,

и отдохнуло тело его,

и хотел он есть и пить,

и забыл он, где он есть.

И увидел пустыню перед собой.

И вспомнил всё.

И память о том,

словно яд, пьянил его,

снедал члены его

и дух его,

и был он сомнением.

И вспомнил он

и как должен был умереть,

ибо буря наступила.

Но лежал он

на белом песке,

и были вокруг

следы зверей,

и был в пустыне

покой первозданный.

 

И встал Кристоф на колени,

и стал молиться Небу,

но сказано было ему:

«Встань!

Ибо не раб ты мне!

Ибо Я есмь ТО, что Ты есмь»

Но заплакал Кристоф,

как плачут дети,

ибо знают, что виновны,

но не знают в чем…

Но сказано было:

«О чем плачешь ты?

Разве не ты избрал сие,

ибо возжелал понять?

И если на то воля твоя,

то разве не МОЯ?

Или имя моё забыл?

Так вспомни:

Я ЕСМЬ ТО, ЧТО Я ЕСМЬ!

Иди и вмести»

 

И не мог Кристоф

унять слёз своих,

и молчал Разум его,

и не мог услышать он,

о чем сказано ему,

ибо сомневался он…

«Кого благодарить мне?»

 

И слушал Отец его Небесный,

и не смог молчать,

ибо есть он МИЛОСТЬ,

и сказал ему:

«Не Я спас тебя».

 

И ещё сильнее

лились слёзы Кристофа,

и стонал он,

как раненый зверь,

и более того,

ибо не мог принять.

 

И Высшее в нём,

снизошло до боли его,

и преодолело пропость,

что есть иллюзия.

И говорило на его языке,

ибо другого не умел понять,

но шёл научиться.

И хотело Высшее в нём,

чтоб дошёл:

 

— О чем плачешь ты,

Дитя Моё благословенное,

что снедает тело твоё,

в котором возгорелся огонь

вечности твоей?

Разве не усмирил ты страсти свои

и желания свои?

 

— Я разбиваю слезами своими

Чашу свою,

ибо не вмещает она

помощь его,

ибо алчу

помощи ТВОЕЙ.

 

— Ты ослеп,

ибо не Я помог

и не он,

Ибо Я ЕСМЬ ТО, ЧТО Я ЕСМЬ,

ибо Я есмь Творящий

Творцов МОИХ,

ибо Я есмь Воля их

и Творение их.

И Земля есть

Творение МОЁ.

И есть она ЕСТЕСТВО,

что Творит в тебе,

как и Разум твой,

как и Вдохновение твоё,

как и Виденье твоё.

Спасало тебя

ЕСТЕСТВО твоё,

ибо, живое.

И Земля МОЯ живая

к живому тянется,

ибо омыл ты пески её

и дороже жемчуга

стали песчинки её,

ибо кровь твоя,

и слёзы твои,

и лимфа твоя

пролилась на них.

И будут приходить

и целовать пески,

ибо ты прошёл

во Имя моё,

ибо ты отрекся

от личности своей,

ибо личность Истинная

за семью печатями,

ибо знал ты о том,

что под замком она,

ибо жаждал ты

вскрыть печати те,

ибо поднялся ты над собой

не ради себя,

но ради всех,

не ради одного Неба,

но ради Земли.

 

Знай,

Дитя МОЁ возлюбленное,

много ступеней

и много замков

отворить предстоит.

Бери бесстрашие своё,

ибо то есть меч твой

разящий и защищающий.

Утри слёзы свои,

ибо стонет Земля и Небо

от слёз твоих,

ибо нет в слезах

Истины,

ибо нет утверждения в них,

ибо в них –

о себе страдание.

 

Ибо живое всё

единой нитью связано,

и ты, живой, тянешь нить эту,

когда слаб,

и тяжело им

идти день свой,

ибо у каждого

свои ступени

и замки свои,

что вскрыть надо

не завтра, но сейчас.

 

Позволь себе,

что просится в тебе,

и пусть легко протечет в тебе,

чему протечь сквозь тебя должно,

ибо иллюзия всё.

 

Не моё Солнце

и не мои Звёзды,

не моё Небо

видно с Земли,

ибо окутал он

плащом своим

жемчужину мою.

И на то

Воля МОЯ.

Воспользуйся дарованным,

ибо это урок.

И обрети МЕНЯ там,

где он меня не нашёл.

 

И смолк голос в нём,

и встал Кристоф не тем,

чем лёг,

ибо снова родился.

 

XI.

Стоял он посреди белой пустыни.

Все члены дрожали его

пуще песка на ветру

от слабости его.

Но казалась пустыня ему

прекрасной моря и воды,

прекрасней дома и сада,

ибо даровала ему больше,

чем рыба и фрукты,

чем вода и воздух —

ибо даровала ему

цельность его

и безгрешность его

в любом решении и поступке его.

 

И смотрел он на горизонт.

И улыбка тронула уста его,

и сердце его трепетало,

ибо лёгкость удержалась в нём,

ибо прошёл он печаль свою

и скорбь свою,

и отторжение своё.

Ибо стал он сильнее,

Ибо по силам было

испытание его.

 

И пустыня радовалась,

и солнце радовалось,

и небо радовалось ему,

и песок

ковром стелился к ногам его.

И гады замирали перед ним,

ибо не хотели

осквернить дороги его.

И увидел он,

что идёт верблюд к нему,

и нет погонщика у него.

И долетел до него

Голос хозяина его,

и благословение его.

И подошёл верблюд,

ибо знал, к кому,

и встал на колени перед ним,

и опустил голову.

И поцеловал Кристоф его,

и благословил хозяина его,

и поклонился ему.

И взял он ткани,

что принес он,

и взял масла,

и отёр тело своё,

и переменил одежду,

и испил вина,

и отъел фруктов сушеных,

и дал фруктов верблюду,

и поблагодарил его.

И сел на верблюда

и понёс тот его.

И смотрели на него

звери дикие,

и провожали его.

Ибо они есмь ТО, что ОН есмь.

Ибо они есмь тело его

и корни его,

и дадут всё,

что позволишь себе.

 

XII.

Десять дней и десять ночей

ехал он на верблюде,

и был то

оазис безмолвия его.

Как никогда

было легко ему.

И мысль не касалась его,

но только легкость.

И улыбка

не сходила с уст его,

ибо был он

благословением живым,

ибо Сердце его

раскрывалось в сердце его,

ибо всё отпустило его.

 

И в пути своём трижды

встретил оазис,

и пил он воду,

и поил верблюда

и кормил его,

и ночевал там.

 

И третий оазис

был на десятый день,

и остался Кристоф

и там ночевать.

И ночевал с ним

в оазисе том

караван иноземный.

И все в нем не так было.

И был он дивным и богатым.

И говорили на языке другом,

но открылся язык тот ему,

и мог Кристоф понять их,

и его понимали.

 

И сказали ему,

что едут к царю,

что стоит в пустыне

город прозрачный.

Что  нет выше

города того,

ибо не на земле стоит,

но на небе.

Что вход находит,

кому откроется,

а открывается всякому,

кто просит.

Что идут к царю

и живут при нем,

и несут дела его

в мир людской,

ибо правит он,

но не смертные,

ибо каждый кроме него

имеет срок,

но он не имеет.

И нет во дворце его

болезней и страданий,

и труд слуг его –

петь славу ему.

И доколе служишь ему,

не тронет тебя,

ибо будешь как он

вечен.

 

Удивился Кристоф.

И задумался.

И ушла легкость его.

Ибо то была

новая ступень его.

И обязан был взойти на неё.

конец Части 1.

Продолжение следует

 

18.03.2012, 00:38

Москва